швам.
Наденька с утра убежала на работу. Матушка выглядывала с кухни и качала головой. Натрескался?
Прихватив с собой куртку, я двинул на работу.
— Завтрак! — кричала мне вслед матушка.
Но я лишь мотал головой. Некогда. Потом. Тем более что меня наверняка уже ждали в прокуратуре, хотя поездка на Пальцинский остров в последнее время не входила в мои планы. В мои планы вообще ничего не входило, потому что в ней был сплошной ералаш из нескольких уголовным дел, сдобренных делом Паши-биатлониста. Основное, что я хорошо помнил из вчерашнего, было то, что Женю Петросяна (у него так и было написано в паспорте — Женя Петросян, а отнюдь не Евгений) так и не допросили по делу.
— У нас так принято, — рассказывал он вчера. — Пишут в паспорте, например, Саша Вердян, и это является нормой.
Этот Женя вызвал милицию в «Трактир у дороги». На его глазах Пашу скрутили и посадили в машину, однако допрашивать его оказалось недосуг — особенно в суде, поскольку уголовное дело не довели до конца.
Будучи всего лишь свидетелем, я, естественно, не мог знать о всех допрошенных по данному делу. Я даже не предполагал, что Женя Петросян, будучи основным свидетелем, так и окажется недопрошенным. Неужели прокурору это было выгодно? И почему Вялов не допросил армянина? Впрочем, на тот момент Женя уже смылся к себе в Ереван.
В коридоре нашего следственного отдела я столкнулся с Игнатьевым — он словно бы сидел у меня на «хвосте» в последнее время.
— Бежишь? Торопишься? — проговорил он с непонятным оттенком и тут же добавил: — Не торопись. И вообще никогда не бегай, если тебя вызывает прокуратура — не до нас им пока что.
— А вы разве едете? — спросил я, стараясь не дышать в сторону начальства.
— Водолазов не организовали пока что, — проговорил Игнатьев. — И с катером не договорились. Они там думали, что мы им обязаны обеспечить флотилию. Короче, ступай к себе и жди вызова — договорились?
Хлопнув меня по плечу, подполковник зашагал вдоль кабинетов по коридору, на ходу заглядывая в приоткрытые двери. Запах сигаретного дыма и свежего кофе витал в воздухе.
Я вошел к себе в кабинет, сел в кресло и вытянул ноги, слабо соображая. Если прокурор Пеньков до чего-то докопался, он не сможет предъявить нам обвинение — ни мне, ни Орлову, поскольку иных уж нет, а те далече. Но кто-то же вызволил тогда из пароходного трюма и Пушу, и Петеньку, и всех остальных. Самим выбраться у них не было никакой возможности: несколько коротких швов напрочь прихватили стальную дверь, а сигнал сотового телефона через толстую переборку не проникал.
Телефон прозвенел, и я поднял трубку.
— Следователь прокуратуры Вялов, — представился тот с непонятной официальностью. — На месте? А что к нам не идешь?
— У вас же пока не готово…
— Кто сказал, что не готово? Собирайся и подходи, но только обязательно и, пожалуйста, срочно.
Следователя словно бы распирало. Вероятно, он знал то, чего не знал больше никто.
Я поднялся из кресла, мельком взглянул в зеркало, висевшее у торца платяного шкафа, и отправился к Вялову. Однако поговорить с ним так и не удалось: милицейский автобус был уже под парами — в нем сидели десятка полтора хмурых сотрудников в форме. У входа в автобус, высунув язык и выкатывая кровяные глаза, с усердием дышала немецкая овчарка.
Я хотел пройти мимо, однако всё тот же Игнатьев, как чёртик из табакерки, выскочил из здания и, махая руками, прокричал:
— Садитесь все и отправляйтесь — вас там уже ждут! А Вялов потом приедет! За ним ледокол пришлют.
— Он только что меня вызвал к себе, — сказал я.
— Отправляйся, — произнес Игнатьев наставительно, понизив голос. — Потом переговорите, в дороге, если ему так приспичило.
— Я все же зайду к нему, — решил я, шагнув в сторону здания прокуратуры. — Он ждет меня.
— На пирсе начальство из УВД, а мы тут прохлаждаемся, — только и сказал Игнатьев.
Вялов сидел в кабинете, по привычке охватив ладонями лысый череп. Увидев меня, он качнул головой, потом выдвинул ящик стола и вынул оттуда исписанные листы в клеточку, вырванные из школьной тетради.
— У нас мало времени. Читай, — произнес он. И добавил: — Здесь почти всё о нас с тобой, но больше, конечно, о тебе — о том, как ты заварил в трюме ни в чем неповинных людей. Но бумага, заметь, без подписи — голая анонимка.
Я торопливо читал текст.
«Будучи на пароходе «Ермак»… Используя портативный сварочный аппарат… Ударил по голове, затащил в трюм и бросил там одного…»
— Потом вникнешь, — торопил Вялов. — Ты дальше читай. Откуда у тебя сварочный аппарат? У дяди выпросил?
Торопливость следователя сбивала меня с толку, однако хотелось всё же понять этот текст до конца, и я читал его.
«Фамилия этого добровольного помощника — Орлов Владимир Сергеевич… Этот господин, бросив жену, целиком решил себя посвятить пьянству и мордобою, хотя, если разобраться, этот человек представляет из себя обычный овес, пропущенный через лошадь».
— Можешь сказать, кто это написал?
— Нет, — соврал я, холодея внутри. — Даже подумать не могу, кто бы мог — это же бред сплошной.
— Но мы же должны реагировать, не так ли?
В ответ я лишь качнул головой, продолжая перечитывать текст. Только бы Вялов не догадался, что в анонимке нет и доли вымысла.
— Я так думаю, что это братец Обухова убил, — рассуждал Вялов. — Ему же всё равно, больному…
— Вполне может быть, — произнес я задумчиво, не отрывая глаз от бумаги.
— Ну что ж, — вздохнул Вялов, — поэтому нам и следует съездить туда…
С наступлением осени на Волге похолодало. Мы тряслись в «Метеоре» на огромных волнах — легкую посудину подбрасывало, и казалось, что при падении она расколется надвое. Однако с этой калошей ничего не случилось, и мы благополучно высадились у песчаной косы с южной стороны Пальцинского острова.
— Говорят, здесь когда-то была деревня, — рассуждал вслух Вялов. — Потом деревню переселили — в связи со строительством Куйбышевской ГЭС.
— Говорят, но я в это не верю, — проговорил кинолог, удерживая собаку за поводок, — потому что деревня была в низине, а здесь никто не жил — здесь даже ям от домов не осталось.
Обойдя остров песчаным берегом, мы уткнулись в заводь, заросшую непролазными дебрями, среди которых доживал свой век пароход.
Вода к этому времени сошла, и корма парохода оказалась практически на сухом месте.
— И куда я здесь буду нырять? — рассуждал аквалангист в штатском, таща на себе оборудование.
— Ты пока раздевайся, — советовал Вялов.
— Извините! — воскликнул тот. — Спирт на растирание мне не выдают, так что
